Этот художник не нуждается в саморекламе, ведь ни одна из его картин не была продана в Севастополе. Зато в Москве и в Европе его имя хорошо известно в кругу коллекционеров и галеристов. Он немногословен и загадочен, как и все люди, проводящие в своей мастерской перед мольбертом долгие часы. Жизнь отшельника располагает к философии и рефлексии. Они интересны нам, суетливым, тем, что видят привычные вещи по-другому, а потом показывают свое видение на холстах. И нас это завораживает, как улыбка Джоконды или Чеширского Кота. Владимир Семенский в самой отшельнической рубрике «Профили».

- Если на улице к тебе подошел бы незнакомый человек и попросил тебя рассказать о себе, что бы он услышал из уст Владимира Семенского?
- Я - очень открытый человек и ничего о себе не скрываю, поэтому я просто предложил бы ему посмотреть мои картины. В них - вся моя жизнь.
- Ты помнишь тот волнительный, надо полагать, момент, когда ты понял, что ты - художник? И что было изображено на твоей первой картине?
- То, что я - художник мне пришло в голову лет в пять... Ни космонавтом, ни пожарным, ни летчиком я никогда не хотел быть. Зачем мне все эти замечательные профессии, если я - художник?! А в отношении первого рисунка, первой «картины»?.. Родители подарили мне набор масляных красок, и я тут же написал копию картины «Последний день Помпеи».
- Окружающие поняли, что это - именно копия той самой «Помпеи»?
- Вот этого я не помню, но - главное, что для меня это была копия великой картины. Да и окружающие вряд ли могли вспомнить оригинал, ведь я родился и вырос в маленьком городке северного Казахстана Имантау.
- По зодиакальному летоисчислению ты кто?
- Обезьяна и Рак. Родился в 1968 году, если тебя интересует мой возраст.
- То есть, в тебе есть кровь Тамерлана и Батыя?..
- Нет, нет! Папа приехал по комсомольской путевке на целину и уже там познакомился с мамой. Оба - русские, хотя, по папиной линии есть немного польско-еврейских добавок.
- Но ведь в такой глуши очень трудно получить даже начальные навыки рисовальщика!
- Потом мы переехали в Свердловск, где я и поступил в художественное училище. Закончил его с дипломом, в котором было написано «Художник-педагог».
- Потом, наверняка, армия?
- Не-е. Армия была посредине.
- Художник и армия?..
- Да, это непростое испытание. Я находился между молотом и наковальней. С одной стороны я не ползал по-пластунски и меня не мучили строевой подготовкой, с другой - вечером-то все равно ты приходишь в казарму, где тебя встречают хмурые уставшие бойцы. Но, к счастью, обошлось без насилия. Так что, армию вспоминаю с улыбкой.
- И потом?..
- Потом поступил в Петербургскую академию искусств, правда, не с первого раза. В такие места с первого раза мало кто поступает! Я приехал, не поступил, снял с приятелем комнату на Васильевском острове, поступил на следующий год, но...
- Но?..
- Меня через два года отчислили. Я «неправильно» писал свои картины.
- Ну, ты не один такой. Сергея Курехина и Юрия Ханина тоже выгнали из «консервы» за «неформатные» произведения. А Шнитке, вообще, всю жизнь обвиняли в бездарности, так что... Знаешь, я давно убедился, что бездари всегда прикрываются фамилиями своих мастеров и аббревиатурами «конюшен», которые их выпустили. Итак, тебя отчислили за профнепригодность, и ты стал свободным художником?
- Ну да, примерно так. Единственное, что радовало - наступили времена, когда можно было совершать совершенно невероятные вещи. Середина девяностых, пали все запреты, стал нарождаться рынок, в том числе, и в искусстве - твори! Вслед за мной из Академии ушли еще несколько однокурсников, и мы вместе решили ехать «покорять» Москву. Страшный город в те времена! В Питере все было очень замедленно, подпольно, кулуарно: какие-то выставки в мастерских, кухонные концерты, тайные сборища поэтов... В Москве - все наоборот: твори, выставляйся, становись знаменитым, но там была такая бешенная конкуренция! Ведь со всей страны яркие личности ринулись одновременно покорять белокаменную. Было какое-то столпотворение талантов и гениев в то время, как потенциальным заказчикам надо было не высокое искусство и самовыражение художников, а что-то наподобие «офисной» живописи, картинок, подходящих под цвет обоев или под цвет глаз любовницы. Лично мне помог случай: на телеканале «Свежий ветер» в прямом эфире запустили проект - аукцион картин неизвестных художников...
- О, Дима Дибров?! У меня было две рубрики на этом канале: «Без слов» и «Сны». Он как-то умудрялся собирать вокруг себя городских сумасшедших. Кстати, именно после прямоэфирного концерта на «Свежем ветре» взошла звезда Земфиры! Да и не только ее. Спасибо тебе, Дима! И?..
- И мне сразу же удалось через этот телеаукцион продать несколько своих картин, познакомиться с коллекционерами, галеристами, меценатами... Словом, вырваться из подполья. Не скажу, что это определило мою жизнь и сделало ее беззаботной, но импульс я получил колоссальный.
- А каким «свежим ветром» тебя занесло в Севастополь на пмж?
- Опять же, случай. Я познакомился с Воцмушем (Александр Воцмуш, художник. Прим. автора.), и он на какой-то вечеринке пригласил сюда в гости. Я и приехал. Мы снимали какие-то короткометражки - Воцмуш ведь учился во ВГИКе, пока его не выгнали за ту же «неформатность». Мы дурачились, снимали, много писали, купались... Я настолько был поражен этой атмосферой, аурой Севастополя и Фиолента, что понял: мне надо сюда. Но при этом я не стал оседлым, наверное, я - гражданин мира. Да, мне иногда не хватает Москвы, Питера, Европы, но лучше всего работается именно здесь, в моем маленьком домике на Фиоленте! Здесь душа спокойна, нет никакого влияния извне - полная тишина внутри тебя.
- А ты мог бы вспомнить тот день, когда впервые почувствовал себя востребованным и состоявшимся?
- Да. Это было два года назад на Международной ярмарке «КосМоскоу», где мои картины, представленные галереей «Крокин», висели рядом с работами таких монстров современного искусства, как Дымиант Херст, Берхарт Рихтер, Аимслем Киффер, Базелитс, Питер Дойк и других!
- О, этим можно гордиться! Лично я делю художников на три неравные категории: востребованные пофигисты, пробивные бездари и завистливые воинствующие никчемности. В чем я не прав?
- Я бы никого из перечисленных категорий не осуждал! Если творческая личность не чувствует поддержки извне - она «ломается». Такой художник начинает хвататься за любую работу, изменяя себе, своему внутреннему миру и действительно становится завистником и мизантропом. У меня достаточно много друзей, которые не выдержали испытания нищетой и непризнанием, но я их за это не виню. Я ведь и сам достаточно много делал в Москве такого, чтобы элементарно заработать на квартиру и пропитание. Но при этом я всегда помнил: «халтуры», пусть и денежные, не должны вытеснить то, чему я решил посвятить свою жизнь.
- Представь: эту статью сейчас читает непризнанный гений-художник, у которого нет денег даже на бутылку пива... Как он должен относиться к преуспевающему Семенскому?
- Я же тебе не все рассказываю... У меня был период, когда я был точно таким же: не было денег на жилье, на продукты, даже на проезд! Главное - понимать, что ты делаешь гадость и стремиться к тому, чтобы заняться тем, для чего ты рожден. Я прекрасно знаю, что нельзя служить двум богам одновременно, но временный компромисс всегда можно найти. Хороший художник не может умереть с голода! Ну, я так думаю.
- У тебя, мне наябедничали, есть автомобиль... Какой марки?
- У меня их, вообще-то, два. Один здесь, а второй - в Москве.
- ??! Вот, всплывают любопытные факты. Давай-ка отсюда поподробнее. А чего ты смеешься, это очень интересная тема: художник и роскошь! Из двух авто, какой любимый?
- В Москве - «ситроен», а здесь - «сузуки». Но это - не очень дорогие модели. Ты пойми: жизнь любого художника совершенно непредсказуема: сегодня на твои работы ажиотажный спрос, а завтра - никакого интереса. Поэтому, если появляется возможность купить средство передвижения - почему нет? Ведь, вполне возможно, что завтра ты поедешь в метро или в маршрутке. Открою тебе тайну: в Севастополе у меня не купили ни одной картины, я их только дарил!
- Знаешь, впервые в жизни задаю такой меркантильный вопрос, да еще и публично. Можешь не отвечать, но... рекомендую этого не делать. Максимальный гонорар от проданной твоим галеристом картины?
- Двадцать тысяч «убитых енотов». Поверь, что для Москвы это достаточно небольшой гонорар. Работая дизайнером, я мог бы получать и больше. Но для любого художника все-таки главное - удовлетворение от написанного, а не деньги. Да и живопись - это очень теплая субстанция, и она ближе к духовному осознанию мира. А в духовном мире нет такого понятия, как «деньги».
- Не делаю тебе комплимент, но твои картины действительно завораживают: от них исходит некая бешеная энергетика, но я не могу сказать, что она какая-то «теплая», скорее, наоборот. Отсюда вывод: каждый Художник, покоряющий умы зрителя, является неким «кашпировским» или «чумаком». То есть, налицо элементы НЛП! Может быть искусство можно сравнить с шаманством или зомбированием? Ты манипулируешь сознанием, нет?
- Ты немножко преувеличиваешь! В эпоху телевидения, кино и - особенно - Интернета, живопись потеряло магическую способность влиять на психику человека. Сегодня она вторична, хотя, я считаю - напрасно. Да, картина при ее долгом разглядывании может оказывать завораживающее действие, но разве это плохо, когда человек не может оторвать взгляд от «Джоконды» или «Моны Лизы»?! Бояться эффекта массового психоза и НЛП надо когда заворожено смотрят на экран, а там - скрупулезно и тщательно, в деталях показывают насилие, теракты, авиакатастрофы, войны, стихийные бедствия...
- Ты - верующий человек? Если да, то назови имя своего Бога.
- Для меня Бог - это я и все, что меня окружает.
- То есть, ты - язычник?
- Можешь называть, как угодно, но я не смогу уверовать, если меня к этому станут принуждать. То, что сейчас происходит с православием в России, больше напоминает коллективизацию. Мне больше по душе, когда я до всего дохожу сам, и никто меня не подталкивает и не агитирует. В этом смысле мне нравится все то, что и как делает Далай Лама.
- От твоих картин все-таки веет какой-то тревогой... Понимаю, что вопрос археглупый, но есть ли такая картина, которую ты смог оставить людям, как духовное послание?
- Да. Она называется «Саша - Пан». Наверное, на этот момент в ней отражается весь Семенский. А, вообще, я однажды понял, что твоя индивидуальность, неповторимость приходят лишь тогда, когда ты сам себе не врешь, а пишешь, не задумываясь, как на это отреагируют будущие зрители или критики.

В разговоре с Владимиром я вдруг понял очень простую вещь: каждый из нас говорит с миром, с Богом и с окружающими на своем неповторимом индивидуальном языке. Видимо, это - последствие Вавилонского столпотворения, когда Тот отнял у людей единственный понятный всем универсальный язык. Теперь мы вынуждены изучать сотни языков, на котором говорят и думают наши близкие, друзья, дети, женщины, мужчины... Вот почему мы так часто не понимаем друг друга, а непонимание, как известно, влечет за собой обиды, вражду и раздоры. Язык Семенского - его картины, от которых веет экспрессивным холодом и тревогой. Но эти картины завораживают и остаются в памяти навсегда, как «Последний день Помпеи» или фотографии Хиросимы. Может, это и есть предостережение человечеству, говорящему на семи миллиардах языков? Кто знает...

К сему, Андрей МАСЛОВ.