***
Она приходит в белом платье
Чтоб кровь была не так видна
Пусть не со мной, но все ж одна
Клейменая седьмой печатью

Я припадаю всякий раз
К лежащей Ло все ближе, ближе
Язык огня ей пальцы лижет
И слезы капают из глаз

Фужер богемский с кальвадосом
Как будто красных роз букет
В ее молчании ответ
Моим незаданным вопросам

Когда-нибудь она придет
За мной и сядет на колени
А следом подкрадутся тени
Закроют мне глаза и рот

Она приходит в черном платье
Манит меня, зовет и ждет…
***
«… душа человека стирается от постоянного прикосновения; по крайней мере она кажется нам стершейся – мы уже не узнаем ее первоначального рисунка и красоты. Всегда теряешь от слишком интимного общения с женщинами; и иногда при этом теряешь жемчужину своей жизни».
Ф. НИЦШЕ
***
Эх, Ницше, Ницше! Как ты прав, хотя и не открыл ничего нового: каждый интуитивно чувствует двойственность женщины. Она перевернет мир, чтобы быть с тобой и она же спокойно добъет в тот момент, когда почувствует твою никчемность! Даже сейчас, спустя тринадцать лет после нашей роковой для обоих встречи, я понимаю, что ничего не смог бы изменить, если б и хотел. А ведь я и не хотел. И сейчас не хочу, когда сижу за машинкой и могу переделать каждую встречу, каждый день, каждую ночь. Я мог бы написать идеальный роман, но тогда он был бы не про Эту Женщину! Он вообще был бы не про Женщину. Зачем писать то, что уже много раз описано и насквозь лживо?! Если описывать, так правду, только правду и ничего, кроме правды. Может тогда получится Книга книг, подлинная история любви, а не карамель, от которой случается изжога уже на пятой странице.
***
ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА ЛО.
«Недавно он подарил мне свою картину (он еще и художник!): кусок картона, на котором маслом нарисованы игральные кости и пузырек с вытекающей жидкостью, похожей на ртуть. Посмотрел на мою реакцию и, улыбнувшись, объяснил: «Называется «Игрушки Дьявола». Представляешь, когда ему скучно – с ним же никто не дружит – он берет кости и кидает их, а все время выпадают одни шестерки! Тебе его не жаль? Это, как если бы ребенку дали паровозик, который не может ездить». Он так грустно посмотрел на меня, а мне же в тот момент захотелось взять и все ему рассказать. Как я его люблю! Но что-то меня удержало. А я угостила его вкусным вином и печеньем, которое сама испекла…»
***
Согласен: друзей не надо иметь – с ними надо дружить! А еще уверен, что друзей не выбирают, скорее, наоборот. Они сами появляются в твоей жизни, и некоторые остаются надолго. Самые терпеливые – навсегда! Толик Кукса смело может быть отнесен к последнему, терпеливому типу. Лично мне он нравится. Не уверен в обратном. Кукса уникален, как полярный щитомордник: он нравится всем! И мужчинам и женщинам! Таким качеством мало кто может похвастаться. Кукса умудряется сохранять прекрасные отношения со ставшими бывшими подругами, невестами, женами, мужьями. Загадочным образом он их даже не пытается трахнуть, что, на мой взгляд просто дико! До сих пор Толик дружит домами со всеми моими женами и причисляемыми к ним. Они поздравляют друг друга с праздниками, юбилеями, годовщинами; устраивают вечеринки (на которые меня, разумеется, не приглашают!). Большинство из них остается даже ночевать (может, в расчете на то, что к Толику в любой момент могу забрести я?), а он – мудак – даже не пытается их соблазнить, словно переживает за мои чувства ревности. Зря, ведь это чувство у меня с рождения было атрофированным, а после окончательного разрыва с кем-либо исчезает вовсе. Словом, Толик живет по принципу: «С чужой женой ни капли в рот, ни сантиметра в жопу»! Ну не чудак, мягко говоря?! Хотя, насчет «капли в рот» - это я уж слишком.
Это я к тому, что безумно счастлив, проведя много лет с Куксой. Из известных недостатков можно отметить лишь два: Кукса может в любой момент «скукситься», не рассчитав дозы, и второй – он ни разу не был женат! Вот это обстоятельство сначала огорчало осаждающих его барышен, а в последнее время напрягает и меня! Шансов затолкать его под венец с каждым годом все меньше, а перспектива досматривать его в одиночку лет через –дцать меня абсолютно не греет!
Если бы рядом с ним была законная… гм-м, «Любушка», то на нее всегда можно было бы свалить приготовление пищи, уборку, стирку, глажку, ну и там по мелочам – подать стакан воды, поменять «утку», вставить челюсть... А так вся эта перспективка вдруг отчетливо вырисовывается в моем обозримом будущем – к тому времени я могу потерять навыки сиделки. Хотя, за пивком в ближайший магазин уж как-нибудь.
Но, не будем о грустном, ведь я о Толике, а он – веселый синеглазый пострел. Был, по крайней мере, когда мы познакомились. Лека вернулась из театра и восторженно сказала, что познакомилась с фотографом, который является материализовавшимся персонажем из моей повести «Контаминация»! Получается, что, описав персонаж, я вызвал его к жизни! Вот вам и великая сила искусства! А еще Лека принесла конверт с его работами, и я опух! Действительно, на них было изображено именно то, о чем я написал в повести, назвав такое направление «Фригидной эротикой»! Повторяю, что я потерял дар речи, и у меня возникло сильное желание подать на фотографа в суд за откровенный плагиат, либо набить морду за неприкрытое воровство моих гениальных идей! Но для этого необходимо было хотя бы познакомиться.
Мы встретились в компании общих друзей, я дал ему экземпляр повести, а он показал «контрольки» своей дипломной институтской выставки. Я был потрясен, а Кукса… как-то незаметно «ускорился» и впал в нагваль. Словом, мы приглянулись друг другу и с той поры радостно шагаем по жизни!
Вообще, его персона заслуживает отдельного романа, но между романом о Женщине и романом о Куксе я отчего-то выбрал первое. Сволочь я?! К несомненно положительным чертам Куксы надлежит отнести: неслыханную коммуникабельность (он готов дружить со всем миром), готовность в любой момент поделиться дензнаками со всем миром, фонтанирующее остроумие (оно делает его желанным гостем на любой вечеринке. Правда, это состояние длится недолго, до момента «скуксивания»), полное сексуальное равнодушие к женщинам своих друзей (или он так ловко мимикрирует?) и масса других.
Из отрицательных качеств удастся жирно отметить только три. Категорический отказ взять взаймы, даже, если у него в доме от голода дохнут мыши. Сексуальная апатия к женщинам своих друзей (этого я никогда не пойму и не приму). И густая борода, делающая его похожим на «Пизду-в-зубах-держащего», или на сбежавший памятник Марксу. Самая большая подлость, на которую способен этот человек – ежегодно сбривать эту пресловутую бороду, что превращает именинника в Крошку-Цахеса! Со всеми остальными недостатками как-то можно смириться.
С Толиком можно уходить в «автономное плавание» на несколько суток, попадать в ментовку (все равно выпустят. Его, по крайней мере), вваливаться в незнакомую компанию (все тут же узнают в нем своего родственника, сослуживца, одноклассника), разговаривать, даже молчать! Думаю, что если у вас есть человек, с которым можете молчать весь вечер – жизнь ваша не такая уж отвратительная штука.
Видя Толика, у всех женщин возникает сильное желание его накормить. Потом постирать и погладить его рубашку. Я этим часто пользовался, возвращаясь с ним домой после очередной «автономки» - вся разрушительная энергия моих жен тут же сублимировалась в материнские инстинкты, отчего выигрывали все.
Но, приглашая Куксу в гости, нельзя забывать одно качество: он никогда не покинет квартиру, пока не убедится, что выпито все. К тому же, он необычайно прожорлив, что, впрочем, вот уже пятнадцать лет никак не отражается на его конституции!
А еще Кукса – классный фотограф! Его талант немного изуродовался работой в фотоателье и халтурами с барышнями, пожелавшими через интернет найти свое заморское счастье. Конвейерную работу «9/12» в ателье понять можно, но съемка расписных зарубежных невест в купальниках лишь за небольшую плату без «контрольного поебка» - это чересчур! Несколько раз я пытался восстановить справедливость, но Толик всегда выпроваживал меня на кухню готовить ужин. Идиот, ведь для его клиенток акт безудержного прощания с Родиной в лице очаровательного фотографа и его мрачного асистента был так же желаем, как и получение визы. Крайне редко мне удавалось исправить этот перекос: только в случаях внезапного впадения фотографа в состояние «все, все, все, я – некрасивенький»!
Словом, в то время Кукса стал очень близким существом, знающим обо мне больше, чем я сам! Таким он и остается по сегодняшний день.
***
«13 января, 1992 г.
Забрели с Толиком к Ло. Посидели на кухне, попили. Толик вскоре свалил, а я остался. И в тот момент, когда мы очутились в одной постели, «он» меня подвел! Впервые в жизни! Похоже, что это - логический конец, простите за каламбур!»
***
Замечательный выдался вечер: мы втроем сидели в узкой уютной кухоньке; за окном шел дождь, и крупные капли стучали по подоконнику, а по радио транслировали «Времена года» маэстро Вивальди.
(Сейчас для полноты ощущений я поставил именно тот концерт и тут же очутился Там! Память – удивительная вещь, словно видеокассета с любимым фильмом. Его хочется пересмотреть, чтобы ощутить чувство, пережитое много лет назад. Ради памяти человек мирится со всеми проказами жизни. Время – ничто перед памятью и в поединке исполинов побеждает все-таки память! Поэтому, когда Бог хочет наказать человека, он либо исполняет все его желания, либо лишает памяти!).
Мы сидели с Ло и с Толиком за столиком (пардон за каламбур!) и при свете свечи пили коньяк «Белый аист». Хорошо было всем, но мне как-то по-особенному..!
- Все, я пошел. Маслов, ты дергаешь?
А Ло уже в коридоре шепнула:
- Останься, Маслов, пожалуйста! Я люблю тебя!
- Толик, я, пожалуй, дослушаю Вивальди.
- Этого следовало ожидать. Будьте. И не хами ей!
Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, и кажется, будто мы – единое целое, один организм.
- Я уже забыла, что такое спать с мужчиной…
- Я тоже.
И тут соображаю, что не все так гладко в Датском королевстве. Словно бабки нашептали или сглазил кто. Ло не придает этому значения и тихонько засыпает у меня на плече. Почти всю ночь я прислушивался к ее дыханию и к своим ощущениям… Вот взял бы поутру и заявил, что, дескать, остаюсь! Все! Решено! Но тогда история показалась бы банальной и вам, и, разумеется, мне. А где же муки любви, страшные испытания, стигматы, Дантевские страдания?! К тому же, счастливая семейная жизнь – плохой соавтор. Утром я спешно оделся и так же спешно выскочил на улицу. Ну не мудак ли?
***
“Переход от “влюбленности” к иллюзии любви-“обладания” можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин, “влюбившихся друг в друга”. В период ухаживания оба еще не уверены друг в друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни, привлекательны, интересны, даже прекрасны – поскольку радость жизни всегда делает лицо прекрасным. Оба еще не обладают друг другом; следовательно, энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, то есть отдавать другому и стимулировать его. После женитьбы ситуация зачастую коренным образм меняется. Брачный контракт дает каждой из сторон исключительное право на владение телом, чувствами и вниманием партнера. Теперь уже нет нужды никого завоевывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем человек обладает,- своего рода собственность. Ни тот, ни другой из партнеров уже больше не прилагает усилий для того, чтобы быть привлекательным и вызывать любовь, поэтому оба начинают надоедать друг другу, и в результате красота их исчезает. Оба разочарованы и озадачены.
Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в своем партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг друга, они довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами, общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: “семью””.
Эрих ФРОММ.
***
«9 марта, 1993 г.
Встретился с Ло после ее звонка. Предлог – вернуть мои стихи, посвященные ей! Свинство редкостное, но ведь это же Ло! Мило, по-приятельски посидели. Стихи я решил похоронить в той самой могиле Ведьмы (если найду, конечно)».
***
А однажды меня накрыло не по-детски – я отчетливо понял, что больше не хочу быть врачом! То ли сказалась командировка в разрушенную землетрясением Армению и вид сотен умирающих, которым не успеваешь помочь, то ли неприятности с шефом по поводу предстоящей защиты моей кандидатской, то ли… Собственно, врачом я никогда быть и не хотел, а мечтал снимать кино. Но… «если хотите рассмешить Бога, поделитесь с ним своими планами»! Ну и что, зато таким оригинальным способом я «закосил» от армии!
С медициной я порвал очень легко; так же, как и со всеми теми, кто напоминал о моем прошлом. Вроде получилось, но одно напоминание рядом со мной до сих пор. Хотите узнать ее имя?
Уже на следующий день я был принят на первое городское телевидение в должность режиссера! Сбылась мечта идиота! Вот с этого момента и началась жизнь «свободного художника», о которой бредил и которой живу по сей день. И ведь не жалею, что удивительно!
***
ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА ЛО.
«…Я схожу с ума! Жизнь словно потеряла всякий вкус. С того момента, когда вернулся муж, а мы с Масловым встречаемся только на работе, да и то он делает вид, что все прошло! Небось, нашел себе замену! По его виду не скажешь, что он хоть капельку страдает или просто скучает обо мне, а ведь у нас все было так хорошо… Когда мы спим с мужем, я всегда представляю, что рядом со мной Маслов. По-моему, я сильно кричу, и он смотрит на меня испуганно – конечно, такого раньше никогда не было! Многого в моей жизни раньше не было, и сейчас уже нет. Боюсь, что во сне я могу проговориться. Хорошо, что зовут их одинаково!
Недавно мы встретились в подвале, в курилке. Маслов вдруг совершенно серьезно сказал, что медицина не для него и, скорее всего, он «свалит на телевидение»! Он точно ненормальный! Бросить такую профессию, да и все его хвалят, как профессионала, а роженицы стараются подгадать роды на его дежурство. А он - на телевидение! За что я люблю его?!
Конечно, наверняка там красивая жизнь: актрисы, съемки и после съемок… Что же мне теперь делать? Ведь он точно меня забудет и найдет другую: без мужа, без ребенка, без проблем. И у них будут общие интересы. Конечно, со мной ему скучно, ведь, кроме акушерства, мне и похвастаться особенно нечем. Подумаешь, готовлю вкусно, но ведь он совершенно равнодушен к пище. Да и к дому тоже. Для него в жизни главное – «сюр», а обыкновенные человеческие радости его не привлекают. Ну и пусть валит на свое телевидение! Как-то жила без него и – ничего, не умерла. В конце концов, займусь семьей и мужем, а то с этим романом совсем забыла о соих обязанностях. А вот муж меня любит. Не то, что Маслов – все на ходу! И помогает по дому, с работы постоянно встречает, хотя, мне это все немножко надоело. Одно и то же… Все, никаких Масловых! Я – замужняя женщина, и мне надо растить дочь. Точка. Решено!»
***
Перед очередным возвращением мужа из дальних странствий милое создание решило провести чистку рядов и уничтожить все следы моего присутствия в ее жизни: пьеса, посвященные ей стихи и даже картина! Картина между прочим, превосходнейшая – «Игрушки дьявола»! Теперь она висит в доме у замечательного поэта, философа, художника и балетмейстера в одном лице – Анатолия Бедычева.
Поверьте, это вовсе не просто пережить, когда ваша Единственная возвращает подаренное ей! Понятно: «муж возвращается – 2», а тут в каждом углу - Маслов! Но все равно обидно.
Сидим в баре. Лично я молчу. А у нее глаза светятся счастьем и покоем, который я, видимо, не смог ей дать.
- Просто не хочу, чтобы все это попалось ему на глаза.
- Главное, чтобы они ему на… не попали!
- Ну чего ты злишься?
- А ты не догадываешься? Больше я не напишу тебе стихов. Живи в своем мире семейного уюта и прогулок в выходные с мороженым во рту.
- Прости, я не могу по-другому. Не хочу расспросов и семейных сцен.
- Ладно, нешто я не понимаю. Пока.
- Ты не поцелуешь меня?
- Нет.
- До свидания.
Конечно же, я не ревновал ее к мужу – тоже Андрей, между прочим, и не последний в этой истории! Все ее мужчины были для меня чем-то несущественным, нелепым приложением к Ло. Но только постоянные, которых, – я это чувствовал! - она не любит. Так все живут, и у женщины непременно должен быть муж.
Однажды, в одну из наших ночей откровений, она призналась, что делала мужу минет пару раз, как знак особой благодарности за дорогие подарки, которые он привозил. Оказывается, и у замужних женщин любовь прагматична и расчетлива! Может, потому я и не люблю делать подарки женщинам и ей в первую очередь! Глупо? Конечно, ведь когда доставляешь удовольствие близкому человеку, сам испытываешь схожие чувства. Но ведь и постель – арена, где можно сделать подарок и насладиться самой!
Впрочем, повторюсь, что я ничего не знаю о женщинах! Ровным счетом ничего! Они сами показывали только то, что мне должно знать, за что им особая благодарность.
***
«Сижу никчемный и небритый
И пью дешевое вино
Тебе, конечно, все равно
Но даже в имени Лолита
Сокрыто маленькое зЛО

Как кровь, испачкавшая простынь
Стыдится вида своего
Ты не полюбишь никого,
Пока не постучится осень
Шепнув тебе пароль «Арго»

Зима разлучницей войдет
Скрипя полосками паркета
Нам часто не хватало света
Сперва, потом – наоборот
Когда не наступает лето

Весна скрывает свой живот –
Никто не признает бастарда
Последняя в колоде карта…
Последний в этой жизни год –
Венец разгула и азарта

Не много ль мы у жизни просим?»
***
«4 августа, 1992 г.
После Феолента за два часа написал рассказ «Черт-те что»! Пятнадцать страниц на одном дыхании. Этим же вечером прочел брату и Свете. После читки всем стало невыносимо страшно и захотелось нажраться, что мы с успехом и сделали. А Катя в рассказе списана с Ло».
***
“Я предпочитаю мужчин с будущим, а женщин – с прошлым”.
Оскар УАЙЛЬД.
***
ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА ЛО.
«Подарил мне новое стихотворение, и после этого стал называть меня по первой строке – «Француженка с испанским именем…». Мне приятно, когда он так говорит, но никто из подружек не поверил, что это стихотворение сочинили и подарили мне. Они сказали, что «наверняка откуда-то содрал, а тебе, дуре, всучил, чтобы склеить»! Они – дуры, и я их ненавижу! Ведь они ничего не знают про нас с Масловым, и про то, какой он! Но теперь он все чаще требует заниматься этим «по-французски», даже научил, какие клизмочки перед этим делать! Откуда он все это знает?! Наверняка, на других долго тренировался, а тут встретилась ему простая девушка, вот он и пользуется. Но ведь… мне приятно! Да не просто приятно, а жить не хочется после того, что испытываешь. И уже совершенно не больно. Но так он забудет про нормальный секс. Он ненавидит слово «нормальный»! Конечно, он же сам ненормальный. Интересно, что было бы, если б эту тетрадь прочел муж?! Даже сотую часть из написанного!!! Или моя мамочка! Кошмар! В лучшем случае меня выгнали бы из дома! И из одного, и из другого. Ну и что, я бы с радостью ушла бы к Маслову! Ага, так он меня и ждет! С распростертыми объятиями. А, может, попробовать не звонить ему несколько дней: вспомнит о Лолите или нет? Надо попробовать, тем более…»
***
Когда ко мне на лето приезжали москвичи – брат Серж и его жена, - жизнь превращалась в сплошной праздник. Мы сутками не разлучались, слонялись по Херсонесу и диким пляжам на Феоленте. Иногда к нам примыкала Ло, и всем четверым было хорошо. В этот раз мы выбрались втроем и весь день провели у моря. Я думал о Ло и грустил, что она сейчас не рядом, что я не чувствую запах ее волос, не вижу ее глаз и не ощущаю ее близость. И тут как накатило: сюжет сложился сам собой, будто возник из воздуха. В меня словно вселились обитавшие здесь духи.
На обратном пути меня трясло, как при лихорадке, а дома я засел за машинку, и через два часа все было кончено – передо мной лежали пятнадцать страниц и страшная история любви. Похожая на мою… Я позвонил ребятам, они тут же примчались, так и не успев поужинать.
В полной тишине, нарушаемой лишь шорохом страниц, с нами что-то происходило: Света плакала, так и не объяснив, отчего, а брат «бычился». Ни слова не говоря, мы поднялись, дошли до ближайшего кафе возле Херсонеса и….
***
• Обсад! - единственное, что смог произнести Глеб, когда с высокого обрыва далеко-далеко внизу он увидел маленькую, заполненную изумрудной водой, лагуну. — Жизнь дана человеку, чтобы прожить ее здесь.

Принятое решение требовало скорейшей реализации, но это как раз оказалось самым трудноисполнимым, потому что скала над бухтой была практически отвесной, а сколь-нибудь пологого спуска не существовало. Наверняка там, за утесом, тоже были красивые пляжи, и к ним, конечно же, вели протоптанные дорожки, но сейчас как никогда ему хотелось побыть одному. Перспектива провести время в компании «дикарей» с набившим оскомину ассортиментом развлечений — бадминтон, магнитола, водка и песни у костра — ему вовсе не улыбалась.
«Я должен спуститься именно здесь» — шептал он как заклинание, продираясь сквозь заросли колючих кустов, как гончая по следу. Несколько раз, споткнувшись, он сползал к самому обрыву, раздирая ладони до крови. А когда он завис над разинутой пастью бездны, то совсем рядом услышал вкрадчивый шепот: «Ну иди же ко мне, Глебушка, иди, дружок!» Но даже это его не испугало, а скорее разозлило. «Я должен спуститься здесь! Я должен спуститься именно здесь!»
Солнце уже заваливалось набок, когда он все-таки нашел каменистое русло то ли высохшего ручья, то ли водопада. Все последующее больше напоминало звуковую дорожку к картине «Переход Суворова через Альпы» или скоростной спуск по «Доллару» на Чегете. Это было безрассудство, граничащее с безумием, но это был Глеб, чья жизнь состояла из цепочки подобных авантюр. Заключительный этап трассы представлял собой трехметровый трамплин, и с восторженным воплем камикадзе он приземлился на мелкую разноцветную гальку. Вслед ему метеоритным дождем посыпались потревоженные камни, а чуть позже, ухнув по-стариковски, упал рюкзак.
• Эй, посмотрите, я пришел! - восторженно завопил Глеб.
• Это сразу бросается в глаза, только не надо кричать — здесь случаются обвалы, - послышался совсем рядом хрипловатый женский голос.
Не поднимаясь с разбитых в кровь колен, Глеб обернулся. Никого!
• Это — ядерная шизофрения! - заключил Глеб.
• Это я, - обиженно подтвердил его догадки все тот же голос. Он поднял голову и увидел черную от загара, взлохмаченную и... абсолютно нагую девушку. Базальтовая скала, на которой она сидела, напоминала лежащего слона, а незнакомка - наездницу из сказок Киплинга. — Это я, Катя, - повторила девушка и засмеялась одними глазами.
• И где ты пропадала все эти годы, Катя?
• Какие это все? - глаза перестали улыбаться и выражали недоумение и растерянность.
• Она еще спрашивает! Все эти двадцать лет, которые я ждал тебя там, наверху.
• Псих! - Катя раздраженно фыркнула и, повернувшись спиной, да и не только спиной, скрылась за скалой.
• Дела, - чему-то улыбаясь, прошептал Глеб и принялся растирать разбитые коленки.

• Может, позовем его к нам, чего он там один как сыч сидит? -- Казалось, что языки костра облизывают половину Катиного лица, придавая ему медный оттенок. — Ну что ты молчишь, Рап?
• Иди, зови, мне все равно, - процедил тот, кого она назвала Рапом. Он сосредоточенно насаживал пойманную кефаль на тонкие веточки и жарил их на огне. Рыба тут же покрывалась аппетитной золотистой корочкой и источала приторный запах копчености.
• Чего ты сердишься, можно подумать, что я его сюда пригласила! Видел бы ты, как этот урод кувыркнулся с обрыва — я чуть от страха не умерла, а ты как назло за мыс заплыл. Я испугалась, что не смогу ему даже помочь... Ну так что, позвать?
• Ты меня притомила, Катька. Зови, у тебя же вода в попе не задержится.
• Пошел ты к черту! - она резко встала и забралась в палатку, задернув за собой полог.

Глеб сидел на гальке, погрузив ноги в теплую фосфоресцирующую воду. Задрав голову, он пытался в звездном хаосе найти хотя бы одно знакомое созвездие. Но звезд было так много, что знаний, полученных в школьном планетарии, не хватило даже для идентификации Большой Медведицы. «Я никогда не перестану удивляться двум вещам: звездному небу над головой и огромному миру внутри меня». Наверняка старик Кант написал эту строчку именно здесь, только он-то как спустился? «Сегодня полная луна, она подарит нам разлуку. Твои протянутые руки целует нежная волна...» Если приспособить эти стихи, написанные приятелем Глеба, к нынешней ситуации, то правильнее было бы «...твои протянутые ноги...» «Тьфу! Чур меня, чур!» Странно, почему звезды пахнут копченой рыбой?
Если Магомет не идет к горе, может горе пойти к Магомету?
Глеб вытряс содержимое своего рюкзака прямо на гальку. «Градусник» на удивление оказался целым. Ну что ж, к осетрине второй свежести приложим коньяк средней паршивости с угрожающей надписью «Самтрест».
• Дамы и господа, уважаемый господин председатель! Прошу разрешения присутствовать на вашем празднике. Позвольте присесть?
• Приседай сколько угодно, - не поднимая глаз, буркнул Коптящий Рыбу.
• Благодарю покорнейше. Запах копченостей, на мой взгляд, — приглашение к трапезе, не так ли? Именно этим запахом восторженные туземцы встречали капитана Кука.
• Да, но в том случае коптили не рыбу, а...
• Как я вас понимаю! Вы собираетесь исполнить жертвоприношение? Позвольте перед смертью рюмку абхазского коньяк урожая тринадцатого года?

• Валяй.
• «Согласие есть продукт непротивления обеих сторон». Знаете, я серьезно болен, у меня случаются галлюцинации. Сегодня, например, я видел амазонку с распущенными волосами. Вы не развеете мои наихудшие подозрения? А, впрочем, фигня, будем пить.

Глеб театральным жестом открыл бутылку и разлил в подставленные Коптящим Рыбу пластиковые стаканчики.
• Ну-с, со свиданьицем!
• Ладно, давай.

И они выпили. В палатке позади них демонстративно был зажжен свет, затем послышалось недовольное сопение и шорох страниц. Спустя еще мгновение палатка затряслась, расстегнулась и из ее чрева появилась Катя в длинной черной футболке и с красной лентой в волосах:
• Вы не находите, что это свинство - жрать коньяк без меня?

Глеб артистично всплеснул руками, вскочил и галантно расшаркался в глубоком реверансе. Коптящий Рыбу невозмутимо продолжал свой промысел.
• Мадмуазель Катья! Вы не представляете, как я счастлив. Значит вы — не плод моего больного воображения, значит, вы были, есть и еще будете... гм-м... есть? Друзья, предлагаю тост за мое счастливое исцеление! - Он торопливо разлил по стаканчикам, словно боялся отказа.
• Комедиант! - буркнул Коптящий Рыбу, впервые подняв глаза на Глеба.— Садись, что маячишь.
• Нет, нет, что вы! - Глеб опять всплеснул руками, - нешто я могу сидеть в присутствии Исцелившей меня? Да к тому же, - здесь пауза, - стаканчиков только два, а нас, включая меня, уже три. Я метнусь ужом к своему сиротскому приюту и принесу?..
• Да есть стаканы, садись ты уже, - примирительно буркнул бородатый Коптильщик.
• Ну, разве что так, - и Глеб охотно присел. Они выпили еще по одной за счастливое избавление и за знакомство.
• Его зовут Рап, на конце «п»,-- торжественно произнесла Катя, как если бы о Рапе каждый день появлялись передовицы в газетах.
• А меня зовут Глеб, на конце — «б». Я здесь проездом на Сицилию... Знаете, порой так непреодолимо тянет на родину, - он поймал на себе недоверчивый взгляд Кати. Рап наконец протянул им по дымящейся рыбешке. — Потрясающая макрель, - тщательно разжевывая откушенную голову, заявил Глеб. У Кати отвисла нижняя челюсть, а рука с рыбехой застыла у самого рта. Рап мельком посмотрел на Глеба и улыбнулся, оценив стеб.

• А почему ты выбрал именно это место? - Катя понемногу пришла в себя.
• Я должен выполнить последнюю волю моей супруги.
• Она умерла? - Катя опять не донесла рыбу до рта.
• Увы... Двенадцать дней тому.
• А отчего она... умерла? - Очень было похоже, что аппетита у Кати сегодня уже не будет.
• Она была ведьмой и уже давно предугадала свою смерть. Но, право, не знаю, надо ли об этом рассказывать?
• Выпьем? - предложил Рап. — Катька, почему ты не ешь?
• Надо рассказывать, надо, - от нетерпения Катька стала потирать коленки и придвинулась поближе к Глебу.
• Хорошо, тогда все по порядку, но сначала давайте выпьем за упокой моей души, - и он аккуратно разлил коньяк. Выпили в полной тишине, и никто не удивился тому, что можно пить за упокой души живого человека. — Итак, ей было двадцать лет, и была она очень красивой. Как все ведьмы. А однажды я увидел на ее груди позеленевший от времени оплавленный медный крестик. Когда я спросил, откуда он, она совершенно спокойно сказала, что его подарили ей при крещении в одна тысяча пятьсот семьдесят третьем году в монастыре Кармелиток, и засмеялась. Естественно, я подумал, что она разыгрывает меня. Представьте мое удивление, когда она раскрыла свой паспорт, выданный в феврале тысяча девятьсот семидесятого года Краснопресненским РОВД и там, в графе «дата рождения», было аккуратно выведено - 1573 год. Обыкновенный «совковый» паспорт, ее фотография, адрес и вот такая чертовщина. Но это еще полбеды... Да вы ешьте, пейте, - даже Рап напряженно застыл, а Катя дрожала от волнения. Глеб опять разлил по стаканам и протянул ребятам. Рап взял и, не дожидаясь тоста, выпил залпом, а Катя, едва пригубив, так сильно сжала стаканчик, что тот треснул в ее руке. Глеб невозмутимо выпил, произнеся какую-то фразу на латыни, что-то вроде «но тенго мас ке даре те...»
• Так вот, крест был оплавлен странным образом, а вместо традиционного «Спаси и сохрани» там было выгравировано, как вы думаете что?
• Что? - Рап тупо уставился на Глеба, а Катя закрыла уши ладонями.
• Нет, пожалуй, я больше ничего не стану рассказывать — это плохо действует на ваш аппетит.
• Продолжай.., пожалуйста - буквально простонала Катя.
• Там была выгравирована такая вот фразочка: «Зачатие все-таки было порочным».

Все вздрогнули, а Катька даже вскрикнула от страха, когда откуда-то сверху посыпались камни. Акустика в ущельи была, как в хорошем концертном зале.
• Тсс! - тихо прошептал Глеб, - Это Она! Мы условились встретиться здесь в ближайшее полнолуние. Она должна сообщить мне что-то важное. Вам она не причинит никакого вреда, так что ешьте, пейте, гости дорогие.

Испуганно посмотрев вверх, откуда доносился шум падающих камней, Катька налила себе до краев в Рапину чашку и выпила залпом. Рап отложил свою так и недоеденную рыбу на дрова, достал из пачки сигарету и нервно прикурил. Видно было, как у него дрожат пальцы.
• А она тебе рассказывала что-нибудь из своей прошлой жизни?
• Я вообще-то не спрашивал ни о чем, иногда мне было с ней страшно, да и она не заговаривала на эту тему. Нет, однажды она все-таки проговорилась… — силясь вспомнить подробности, Глеб потер виски, - так вот, однажды она спросила: «Хочешь расскажу, как меня сожгли на костре в 1590 году? Один из настоятелей монастыря, - Альхиус Бонцето, - захотел, чтобы я стала его. Я отказала, и через четыре дня ко мне ворвались его люди... А в День Двенадцати Апостолов уже горел костер. И вот именем Иисуса, Господа вашего, меня и... С тех пор этот крестик оплавился, Иисус на нем превратился в какого-то уродца, наподобие крошки Цахеса, и надпись изменилась». Я долго не верил, пока однажды ночью, а это было год назад день в день, она не показала мне ужасные следы от ожогов на груди и животе. Казалось, что ожоги совершенно свежие, от них даже пахло паленым волосом и мясом. А наутро ожоги исчезли, как ни в чем не бывало.
• Ты обещал рассказать, как она умерла, - казалось, что Катя смотрела не на Глеба, а сквозь него.
• А, очень просто. Она смешала уксус с вином и выпила. Но на вскрытии не нашли ожога в пищеводе и даже в желудке. Зато нашли очень интересную деталь. — Глеб наклонился, чтобы разлить остатки коньяка.
• Так вот, на вскрытии обнаружилось, что она беременна двойней, и даже срок -определили — двенадцать недель. Ох, меня и затаскали потом, пытались выведать, не приложил ли я к этому руку. Дураки! Разве можно убить человека, которого любишь?! Но была еще очень любопытная деталь... — он потянулся за сигаретами.
• Какая деталь? - Не своим голосом спросил Рап.
• Оказалось, что она — девственница, хотя мы с ней прожили больше года. Она была совершенно невинной! Занятно, не правда ли?

Воцарилась полнейшая тишина. Казалось, будто и море притихло, чтобы не упустить ни слова.
• Я бы тоже хотела стать ведьмой, - прошептала Катя и допила остатки коньяка.
• Напрасно, девочка моя, всех ведьм однажды сжигают на кострах.
• Но ведь ее-то не сожгли.
• А вот теперь мы подошли к самому интересному. Дело в том, что ночью после вскрытия она невероятным образом свернулась в так называемую «позу боксера». Мне потом судмедэксперт объяснил, что эта поза характерна только для сгоревших людей или сожженных трупов. И даже показывал фотографии из атласа. Все эти люди подгибают ноги к животу, а руки прижимают к груди. И она лежала именно в такой позе, хотя на ее теле не было ни одного шрама от ожога. Любопытно, не правда ли?

Долгую паузу прервала Катя:
• Глеб, а как ее звали?
• Ло.
• Как?
• Полное имя - Лолита, но я ее называл Ло. А еще она писала стихи. Хотите послушать? - и, не дожидаясь ответа, он монотонным голосом начал:
• «Зеленой молнией экспресс
Сверкнул в руинах Инкермана,
А на перрон из чьей-то раны
Сочилась кровь. В своем кармане
Нашел записку: «Не грусти,
На все есть воля божья в мире
Мы свидимся на чумном пире
Без разрешения небес».
От раскаленного металла,
И от потрескавшихся шпал,
И от ущелья между скал
Один и тот же запах праха.
Досель не ведавшему страха
Вдруг Смерти видится оскал.
А не Ее ли ты искал?
И не тебя ль Она искала?
Но бог ваш пустоты не терпит
И подменяет пепел плоть,
И вот уже построен плот...»
• Замолчи-и!
• «...для переправы через Лету...»
• Рап, что ты смотришь? Останови его сейчас же!
• «...Вот казнь по ложному навету,
Вот в колыбели черный кот...»
• Рап, сделай же что-нибудь, я сейчас сойду с ума!
• Слышь, Глеб, ты это... прекрати, а?
• «...А вот свинцом залитый рот...»
• Мне страшно, мамочка, тут кто-то ходит! Глеб, ну Глеб, я прошу тебя, остановись!
• «...вот стоны, плач и детский лепет».

Все произошло в мгновение ока: Катя как сумасшедшая сорвалась с места и, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая в темноте, побежала к морю, на ходу срывая с себя футболку. С разбега она кинулась в воду, и мощными гребками, превращая волны позади себя в фосфорное безумие, поплыла к одиноко стоящей скале. Глеб, совершенно опустошенный, находясь в каком-то трансе, обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону. Рап недоуменно, как человек, который знает, что надо что-то предпринять, но не знающий, что именно, посматривал то на Глеба, то вслед уплывавшей Кате. Затем тяжело поднялся и отошел в сторону, откуда вскоре послышался шум льющейся жидкости. Вернувшись, он сел напротив Глеба, раскурил ему и себе сигареты и серьезно спросил:
• Скажи по правде, придумал все это?

Глеб улыбнулся какой-то вымученной улыбкой и кивнул.
• Коз-зел! - Беззлобно и даже с облегчением произнес Рап.

Со стороны моря послышалось нежное пение. Глеб подскочил, словно ужаленный, и начал всматриваться в темноту.
• Рап, кто это поет? - в его голосе Рап отчетливо услышал испуг.
• Катька, кто же еще.
• На французском?!
• Ну и что с того? Она же на филфаке учится.
• Но она же поет без акцента, ты слышишь, она же без акцента поет?!

Опять, совсем рядом, посыпались камни. Оба вздрогнули.
• Она не может знать слов этой песни! Слышишь? Это же та самая песня, которую... Я тебя прошу, Рап, затащи ее на берег! Что ты стоишь, вытащи ее!

Похоже, его волнение передалось и Рапу. Он, пугливо озираясь назад, откуда опять послышался шорох потревоженных камней, заорал осипшим голосом:
• Катька, бегом на берег! Ты слышишь? Быстро выходи!

Пение оборвалось на высокой ноте, и в этот момент костер полыхнул пламенем так, словно в него плеснули бензин. Глеба обдало жаром, но он успел закрыть глаза. Волосы, брови и ресницы все-таки обгорели, а в нос забился отвратительный запах горелого человеческого мяса.
• Идите вы все в сраку! -- Срываясь на фальцет, заорал Рап, бросился в палатку и через мгновение выскочил оттуда с распечатанной бутылкой «Столичной». — Не понимаю... не понимаю...— трясущимися руками он пытался приставить горлышко к губам. Водка текла по подбородку, едва попадая в рот, - Не понимаю... не понимаю... — хрипел Рап и пил огромными глотками.
• У вас что-нибудь произошло, мальчики? - Катя стояла перед ними уже в футболке, с совершенно сухими волосами. — Чего ты не понимаешь?
• Не понимаю, - не говорил, а рычал Рап. Его и вправду сильно колотило.
• Да что здесь случилось, черт возьми?
• Н-не п-п-понимаю, п-п-почему горит ф-фонарик?
• Дурачок! Он горит, потому что я его включила, да так и оставила.
• Я не понимаю, почему горит фонарик? -- Повторил Рап, немного приходя в себя. - Он не ДОЛЖЕН гореть!
• Да почему же он не должен гореть, дурашка, если я его включила?
• Да потому что ни один фонарик в мире не горит, если из него вытащили батарейки, - и он разжал ладонь, на которой тускло поблескивали два элемента «Марс». — Теперь ты понимаешь, почему он не должен гореть?
• Выбрось это из головы. Глеб, мне нужно с тобой поговорить, давай отойдем.
• Никуда ты не пойдешь!
• Заткнись! Идем, Глеб! - Она взяла его за руку, как мальчика, которого ведут в школу, и потащила к той самой скале, где совсем недавно они встретились. Глеб, не сопротивляясь, шел за ней, ощупывая обожженное лицо.
• Не бойся, это скоро пройдет, боль исчезнет. Не бойся, мой маленький!

Он и не боялся, он не удивлялся тому, что она так ласкова с ним, что называет его «мой маленький» — он уже ничему не удивлялся. Он даже не удивился, когда она скинула с себя футболку, прижалась к нему, дрожа всем телом, и прошептала:
• Люби меня, пожалуйста, Глебушка!

Он не удивился, когда над ними на фоне звездного и теперь уже полнолунного неба, склонился грозный силуэт Коптившего Рыбу, когда в его руке блеснул нож, когда он пьяно осклабившись, прорычал:
• Сейчас ты у меня получишь, Глеб—на конце «б»! Сейчас ты у меня получишь, «б»! Встань, если не ссыкун.
• Оставь его! - Чужим властным голосом приказала Катя, продолжая обнимать Глеба.

Рап опешил:
• Как ты сказала? А ну повтори, сука, что ты сказала? Ты забыла, кто тебя сюда привез, ты забыла, с кем ты, ты... ты...
• Объясни ему, пожалуйста, Глеб, с кем я сюда пришла.

Глеб встал и, шатаясь, с лихорадочно горящими глазами, направился к Рапу. Тот испуганно попятился назад.
• Не подходи! - Он угрожающе выставил впереди себя нож.
• Рап, выслушай меня. Ты не должен этого делать. Пойми, все совсем не так, как ты себе представляешь. Как бы тебе все объяснить...
• Сволочь ты, парень, - хмель выветрился из его головы, и теперь он стоял совсем растерянный и жалкий. Опустив руку с ножом, другой он закрыл глаза и тихо заплакал. — Ты пойми, что я люблю Катьку, а для тебя это просто приключение. А я ее...
• Рап, у нее на шее крестик.
• Ну и что? - Простонал Рап, размазывая по лицу слезы.
• У нее на шее оплавленный крестик, понимаешь?

Казалось, смысл происходящего стал понемногу доходить до Рапа. Он внимательно посмотрел на Глеба, потом туда, где осталась Катя, его Катя, и потом снова на Глеба:
• А где Катя?
• Она там, — Глеб махнул рукой в сторону торчащей из воды скалы, - но тебе лучше не ходить туда. Дождись ее в палатке, я прошу тебя!
• Она меня обманула?
• Нет, - Глеб покачал головой. — А сейчас мне надо вернуться.

Когда Рап открыл глаза, было уже совсем светло. Несмотря на откинутый полог, в палатке было душно и накурено. Его взгляд наткнулся на Катю, которая сидела, забившись в угол, и прикуривала новую сигарету от бычка предыдущей. Лицо у нее было бледное, несмотря на загар, а под зареванными глазами виднелись синие круги.
• Ох и нажрался я вчера, -- произнес Рап, открывая флягу и жадно глотая теплую воду прямо из горлышка. Насытившись, он вдруг пристально посмотрел на Катю. - Катенька, что с тобой случилось? Почему ты молчишь? Что произошло? - В его памяти стали медленно возвращаться события минувшей ночи.
Влекомый какой-то таинственной силой, Рап выскочил из палатки и побежал по берегу к базальтовой скале. Из последних сил он обогнул ее и... остановился как вкопанный. Вокруг дымящихся останков костра валялись обожженные страницы. Рап наклонился, собрав первые попавшиеся. Читая на ходу, медленно побрел обратно к палатке:
• «Удаляются Начала и виднеются Исходы
Тают призрачные годы, как таблетки веронала.
Открывающимся далям объясненья нет земного
Рассыпается Основа на фрагменты и детали.
Как чулок кора сползает с Древа Жизни.
Безвременье. Пахнет серой, лишь сомненья
Здравый смысл приобретают.
В центре Антимирозданья — к Антиподам антигены.
Все вдруг вспомнили, что бренны, несмотря на год изданья. И волчица, что вскормила двух убийц для Иеговы,
Грудью выбила засовы на пути к пустым могилам.
Взвыв от боли и бессилья, от слепой тоски и злости...»
• «Оскверненный прах и кости в Зазеркалье схоронила», - донеслось до него Катино бормотание. Он остановился возле палатки, прислушиваясь к словам, невольно сверяя их по бумаге. Все совпадало:
• «Я к зияющей глазнице приложил пенсне, чтоб лучше
Видеть эти безобразья, но не вмешиваться, нет,
Потому что всем героям после битв и схваток жарких Полагается забыться мертвым сном на тыщу лет».
Рап осторожно вошел в палатку... Катя, такая незнакомая и чужая, лежала на боку, поджав к животу ноги и обхватив руками голову. Не помня себя, Рап бросился к ней, рывком поставил на ноги и разорвал футболку. Катя непонимающе таращилась на него, а между острых, как у волчицы, сосков виднелся свежий шрам от ожога.
• Что с тобой, Катенька? - еле слышно прошептал Рап.
• Я беременна, Глеб...
***
“…Охота за предельными переживаниями немного напоминает охоту за счастьем.
Абрахам МАСЛОУ.
***
ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА ЛО.
«Точно – маньяк!!! Вчера прямо в театре на премьере заставил снять все нижнее белье! Хорошо, что было темно, и мы сидели в последнем ряду амфитеатра. Бюстгальтер еще ладно, но вот снять незаметно трусики…Но он не отставал, сказал, что поссоримся, если еще раз я прийду к нему на свидание в белье! Полная противоположность мужа – тот меня всегда упрекал, если на работу я надевала красивое белье или когда забывала надеть лифчик. А Маслову все по фигу: я должна быть почти голой. Когда снимала трусики, пришлось немного привстать. Уже потом по глазам сидевшего напротив мужчины я поняла, что тот все видел – он смотрел на меня в антракте мерзким похотливым взглядом и улыбался, глядя на бедра! А этому хоть бы что! Извращенец! И еще на мне это короткое платье… Мы сидели в буфете, пили кофе, но я думала только о том, чтобы не приподнялось платье и не радвинулись ноги. После спектакля он потащил меня в гримешку к актерам – мне казалось, что все они видят сквозь платье и понимают, что я голая. Такие взгляды на меня бросали... Заметила, что Маслов тоже видит, как на меня смотрят, и ему за меня не стыдно. Тогда и я перестала стесняться: если мой любимый хочет этого, я не против. Да и ощущения..! Никогда не испытывала в себе столько уверенности и радости. Даже его знакомые актрисульки смотрели на меня уже как-то по-другому.
А потом он проводил меня домой. Мы снова занимались этим, не раздеваясь, а я вела себя, как последняя проститутка! И мне это нравилось! Я создана для него, так чего же мне стыдиться, что я безумно хочу его?! От коньяка у меня в голове стоял туман и я, кажись, несколько раз призналась ему в любви! Дура! Подумает, что я вешаюсь на него, что у меня нет никакой гордости, что я – потаскуха. И пусть, ведь я люблю его!!!»
***
Рассказ «Черт-те что» без моего вмешательства был опубликован в альманахе с многообещающим названием – «Молодой гений». А потом его признали лучшим, и меня удостоили поощрительной 5-дневной поездкой в Финляндию. В Финляндию я так и не попал, зато получил приличный гонорар в 128 рубчиков – сумма по тем временам нехилая. Радости не было предела! Гонорар был успешно пропит с моими «поклонниками», а я вдруг подумал, что быть писателем не так уж и плохо. Со всей страны я получал восторженные письма от поклонников (в основном – женского пола, что меня настораживало) с пожеланиями встретиться, поговорить о литературе и прочей ерунде. «Жизнь удалась!» – подумал я и… не ошибся.
Успех с «МГ» сподвиг меня разослать всевозможные опусы в разные солидные издания – понять мои чувства, когда я читал ответы, может только Довлатов, за что я его и обожаю! Ответы я коллекционировал, расклеивая на «Стене плача». Один приятель, прочтя несколько ответов на бланках, недоуменно вытаращился на меня: «Старик! Я думал, что ты – хвастун, показушник! Я же думал, что это дипломы и награды, а это..!»
«Это – пробы начинающего автора. К сожалению, предложенные Вами рассказы не заинтересовали редакцию».
И.Рак.
«Редакция журнала «Юность» принимает к рассмотреню прозаические произведения в объеме не менее авторского листа (24 стр. на машинке) каждое. Опубликовать… не представляется возможным».
А.Мускатблит.
«Опубликовать на страницах нашего журнала не сможем, потому что ни по своему содержанию, ни по форме он не отвечает нашим требованиям».
Е.Шибарина.
«Ваша героиня, изображенная с большой симпатией, с подспудной мыслью о постижении ею тайны жизни и счастья, на деле предстает перед читателем капризной брюзгой, видящей во всех и вся причину своего одиночества. Не думаю, что подобный характер стоит пропагандировать на страницах «Работницы»».
Л.Степанова.
( С «Работницей» я, конечно, погорячился. Послал лишь потому, что живо представил себе работницу, читающую тайком от завцеха фрагмент, описывающий преимущества клиторального оргазма перед вагинальным!)
«К сожалению, рассказы пока написаны рыхло, не слишком выразительно, туманно. Идее, стилю, образам не достает отчетливости».
И.Полянская.
«Ваши стихи по своему художественному уровню ниже требований, предъявляемых редколлегией журнала «Юность» к поэтическим произведениям».
В.Коркия.
(Интересно, бывают ли стихи выше требований журнала «Юность»?! Если да, то скажите мне имя автора).
«Ваши рассказы видятся надуманными, сконструированными не по принципу философской глубины, точных наблюдений или даже парадокса, а идут от ложной патетики, от желания выразиться пооригинальней».
А.Богословский.
«Выскажу только свое читательское отношение к зауми (стихам или прозе): она мне не нравится, считаю ее бесполезным фокусничаньем»
(Подпись неразборчива).
«Написаны Ваши рассказы умно, искренне, романтично. Но – не обижайтесь – это еще не художественное произведение. А главное -
очевидно, что это еще не то, на что Вы способны.
Причем если воспринимать присланные Вами рассказы как заявку, то заявка сделана хорошая, сильная. Что ж, будем ждать продолжения. А пока, к сожалению, для публикации в «Смене» рассказы не подходят».
Анна Гедымин.
Странно, но когда рассказ «Черт-те что» я прочел Ло, он не произвел на нее никакого впечатления! Мне кажется, что из нее получился бы хороший литературный консультант!
«Ваш рассказ – полное говно! А сами Вы – неудачливый гений и никтожество! Публиковать не будем, потому что не хотим. Рукопись не возвращаем! И не пишите нам больше!»
Отдел рукописей, Лолита.
***
«Три вещи может сделать женщина для русского писателя. Она может кормить его. Она может искренне поверить в его гениальность. И, наконец, женщина может оставить его в покое. Кстати, третье не исключает второго и первого».
Сергей ДОВЛАТОВ.
***
«2 ноября, 1992 г.
Вот уже неделя, как нет Ло. Вспоминаю ее редко, ведь на этот раз мы с ней порвали сознательно. Остались мрачные предчувствия, будто с ней может произойти что-то нехорошее! Жаль ее потерять, но будет еще больнее, если на моих глазах она превратится в блядь. Сколько я мог бы с ней снять и поставить!»
***
Так уж случилось, что мне заказали снять первый в Севастополе музыкальный видеоклип. Естественно, что на одну из главных ролей я пригласил Ло, а на вторую – свою русоволосую девятнадцатилетнюю любовницу. И, хотя сюжет песни совсем не соответствовал происходящему на экране, клип получился! Несмотря на то, что сам исполнитель появлялся в кадре всего три раза! Тогда никто толком не знал, каким должен быть настоящий видеоклип, и мне ничего не стоило убедить музыкантов и продюсера, что должен он быть именно таким. Особенно мне удался момент, когда две девушки по-настоящему целовали и ласкали друг друга в кадре! Таким образом, Ло дебютировала в кино.
***
ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА ЛО.
«Ольга рассказала, что «встретила Маслова в городе»! Никуда он не уехал и даже не собирается - так ему легче было уволиться. Он передавал приветы («Всем, кто меня еще помнит»), но никому персонально. Обо мне, естественно, не спрашивал (он же не мог вот так прямо спросить: «Как там Лолита?»). Хотя, мог бы и поинтересоваться, ничего страшного. Еще она взахлеб рассказывала, как он необычно выглядит и очень доволен жизнью. Наверняка у него миллион молоденьких дур, которых он снимает в своих фильмах, хотя Оля говорила, что был один. Отрастил длиннющие волосы, бороду, одет был в джинсы и рваную футболку. Сказал, что это его новый стиль – «гранж». А еще пригласил ее выпить с ним коньяк, а она, конечно, не отказалась. Теперь ходит по отделению и рассказывает, что «сам Маслов» поил ее коньяком. А потом еще и домой проводил! Врет, наверное, хотя… они же живут совсем рядом. Вот, кобелина, ни одной юбки не пропустит. А Оля - дура, не зная о наших отношениях (или, наоборот, слишком хорошо зная!), стала вспоминать, как он ее приглашал к себе в ординаторскую «выкурить по сигаре, запивая божественным кофе». Знаю я эту «сигару». Неужели и с ней у него было? Скотина!»
***
В моей пещере была «Стена плача», оклеенная обоями под кирпич, сплошь исписанная афоризмами друзей и подруг. В основном это были нехитрые пожелания, завуалированные признания в любви или уверенность в том, что все мы однажды станем гениями… А тут Ло, и у нее месячные! Разве мог я пропустить такой эзотеричный момент?! И она написала кровью на стене потрясающую фразу (откуда она ее знает?): «Жизнь коротка, искусство вечно! Ло». Не буду говорить, что я испытывал при одном взгляде на этот шедевр наскальной живописи, даже будучи с другой женщиной! Интуитивно она обложила меня, как волка, красными флажками своей горячей крови!
***
- Я предупреждаю: у меня месяки.
- Замечательно! Всегда мечтал, чтобы ты расписалась своей кровью на моей стене. Начинай!
- Фу! Какая гадость!
- Это для мещан гадость, а для меня – подлинный образчик «звериного оскала сюрреализма»! Месячная кровь – самые лучшие чернила для нетленки. Пиши!
- Но к тебе постоянно кто-то приходит. Что они подумают, увидев это? Не все же были врачами. Твоих гостей может стошнить!
- Плевать! Кровавые графити – это потрясно! Ни у кого дома такого нет. Эксклюзив своего рода.
- Маслов, ты хорошо подумал? Я про твоих… девушек: эти точно поймут, откуда «чернила». Не боишься, что это их отпугнет? Нет, правда?
- Запах крови привлекает, а не отталкивает. Еще и возбуждает. К тому же, тебе ведь наплевать, что надпись отпугнет женщин. Даже наоборот, тебя это греет. Не так?
- Я ведь напишу!
- Пиши.
- Отвернись, извращенец.
- Ну уж дудки! Как я потом докажу своим биографам, что Ло при мне оставила бессмертный автограф – нет, я все должен увидеть своими глазами, иначе и сам подумаю, что все это приснилось.
Ло становится на диван, приподнимает юбку, спускает колготы, трусики и что-то еще. Обернувшись, она посмотрела на меня, надеясь, что это шутка.
- Пиши!
- Что писать-то?
- «Дошли»! Или «Киса и Ося здесь были». Придумай что-нибудь.
Я наблюдал за процессом, куря одну сигарету за другой. Мне кажется, что и Ло испытывала тогда какое-то смешанное чувство: стыд пополам с ликованием победительницы.
«Перо» макается в «чернильницу» и на стене появляется:
«ARS LONGA, VITA BREVIS. LO»
Лучше и правильнее было бы, если б она написала «ARS – LO!!!»
Я становлюсь рядом с Ло, макаю свой палец в ту же «чернильницу» и дорисовываю крест Изиды, как символ Вечной Женственности мира. О, как!
***
«14 ноября, 1992 г.
Какая-то смутная тоска по Ло… Она обязательно вернется за мной, но для этого должны произойти невероятные события, ибо банальное не устроит никого. А, вообще, какое право я на нее имею? Никакого! Но она так нужна мне!»
***
«Дрожит бездомная душа
Вселенским хаосом объята
Она ни в чем не виновата
Забилась в угол, чуть дыша

Не надо спрашивать, за что
Ей выпала такая доля
Она всегда жила в неволе
Во мне, как я в чужом пальто

Она смиренно принимала
Весь яд, всю злобу и хулу
Но вновь к разбитому стеклу
Плелась и стекла собирала

А сколько за меня краснеть
Ей довелось с утра, с похмелья
И все же затыкала щели
Что бы меня собой согреть»
***
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.